Неточные совпадения
— Сейчас
придем! — крикнул Вронский
офицеру, заглянувшему в комнату и звавшему их к полковому командиру.
Вот наконец мы
пришли; смотрим: вокруг хаты, которой двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа.
Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Раз, осенью,
пришел транспорт с провиантом; в транспорте был
офицер, молодой человек лет двадцати пяти.
Пришел Грушницкий и бросился мне на шею, — он произведен в
офицеры. Мы выпили шампанского. Доктор Вернер вошел вслед за ним.
Студент рассказывал о ней с каким-то особенным удовольствием и все смеялся, а
офицер с большим интересом слушал и просил студента
прислать ему эту Лизавету для починки белья.
В буфете, занятом
офицерами, маленький старичок-официант, бритый, с лицом католического монаха, нашел Самгину место в углу за столом, прикрытым лавровым деревом, две трети стола были заняты колонками тарелок, на свободном пространстве поставил прибор; делая это, он сказал, что поезд в Ригу опаздывает и неизвестно, когда
придет, станция загромождена эшелонами сибирских солдат, спешно отправляемых на фронт, задержали два санитарных поезда в Петроград.
— Иван Пращев,
офицер, участник усмирения поляков в 1831 году, имел денщика Ивана Середу. Оный Середа, будучи смертельно ранен, попросил Пращева переслать его, Середы, домашним три червонца.
Офицер сказал, что пошлет и даже прибавит за верную службу, но предложил Середе: «
Приди с того света в день, когда я должен буду умереть». — «Слушаю, ваше благородие», — сказал солдат и помер.
— Лежит;
пришла — прихворнула; боюсь я. Что они, очень на него там сердятся? Что с ним теперь сделают? Куда он пошел? Что этот
офицер тут грозил?
А разве вы ожидали противного?..» — «Нет: я сравниваю с нашими
офицерами, — продолжал он, — на днях
пришел английский корабль, человек двадцать
офицеров съехали сюда и через час поставили вверх дном всю отель.
Кичибе суетился: то побежит в приемную залу, то на крыльцо, то опять к нам. Между прочим, он
пришел спросить, можно ли позвать музыкантов отдохнуть. «Хорошо, можно», — отвечали ему и в то же время послали
офицера предупредить музыкантов, чтоб они больше одной рюмки вина не пили.
Мы уже были предупреждены, что нас встретят здесь вопросами, и оттого приготовились отвечать, как следует, со всею откровенностью. Они спрашивали: откуда мы
пришли, давно ли вышли, какого числа, сколько у нас людей на каждом корабле, как матросов, так и
офицеров, сколько пушек и т. п.
В кают-компанию
пришел к старшему
офицеру писарь с жалобой на музыканта Макарова, что он изломал ему спину.
Если случится много проезжих, например возвращающихся с наших транспортов
офицеров, которые
пришли морем из России, лошади не выносят частой езды.
Миновав камеру холостых, унтер-офицер, провожавший Нехлюдова, сказал ему, что
придет за ним перед поверкой, и вернулся назад. Едва унтер-офицер отошел, как к Нехлюдову быстрыми босыми шагами, придерживая кандалы, совсем близко подошел, обдавая его тяжелым и кислым запахом пота, арестант и таинственным шопотом проговорил...
Но все было ясно как день: этот
офицер — он знал про него, знал ведь отлично все, знал от самой же Грушеньки, знал, что месяц назад он письмо
прислал.
Кончил он это меня за мочалку тащить, пустил на волю-с: «Ты, говорит,
офицер, и я
офицер, если можешь найти секунданта, порядочного человека, то
присылай — дам удовлетворение, хотя бы ты и мерзавец!» Вот что сказал-с.
— Этого знать не могу-с, к
офицеру какому-то, кто-то их позвал оттудова и лошадей
прислали…
Пришедши в первый этап на Воробьевых горах, Сунгуров попросил у
офицера позволения выйти на воздух из душной избы, битком набитой ссыльными.
… В Перми меня привезли прямо к губернатору. У него был большой съезд, в этот день венчали его дочь с каким-то
офицером. Он требовал, чтоб я взошел, и я должен был представиться всему пермскому обществу в замаранном дорожном архалуке, в грязи и пыли. Губернатор, потолковав всякий вздор, запретил мне знакомиться с сосланными поляками и велел на днях
прийти к нему, говоря, что он тогда сыщет мне занятие в канцелярии.
В сумерки
приходит барин и с ним какой-то
офицер…
Пока я одевался, случилось следующее смешно-досадное происшествие. Обед мне
присылали из дома, слуга отдавал внизу дежурному унтер-офицеру, тот
присылал с солдатом ко мне. Виноградное вино позволялось пропускать от полубутылки до целой в день. Н. Сазонов, пользуясь этим дозволением,
прислал мне бутылку превосходного «Иоганнисберга». Солдат и я, мы ухитрились двумя гвоздями откупорить бутылку; букет поразил издали. Этим вином я хотел наслаждаться дня три-четыре.
Дня через три после приезда государя, поздно вечером — все эти вещи делаются в темноте, чтоб не беспокоить публику, —
пришел ко мне полицейский
офицер с приказом собрать вещи и отправляться с ним.
Офицер с длинными усами сидел за обедом, когда мы
пришли...
Накануне отъезда, часа в два, я сидел у него, когда
пришли сказать, что в приемной уже тесно. В этот день представлялись ему члены парламента с семействами и разная nobility и gentry, [знать и дворянство (англ.).] всего, по «Теймсу», до двух тысяч человек, — это было grande levee, [большое вставание (фр.).] царский выход, да еще такой, что не только король виртембергский, но и прусский вряд натянет ли без профессоров и унтер-офицеров.
Другой раз я насыпал в ящик его стола нюхательного табаку; он так расчихался, что ушел из класса,
прислав вместо себя зятя своего,
офицера, который заставил весь класс петь «Боже царя храни» и «Ах ты, воля, моя воля». Тех, кто пел неверно, он щелкал линейкой по головам, как-то особенно звучно и смешно, но не больно.
Был великий шум и скандал, на двор к нам
пришла из дома Бетленга целая армия мужчин и женщин, ее вел молодой красивый
офицер и, так как братья в момент преступления смирно гуляли по улице, ничего не зная о моем диком озорстве, — дедушка выпорол одного меня, отменно удовлетворив этим всех жителей Бетленгова дома.
Сам пошел в мой кабинет, чтобы найти там денег и мне вынести; но, нашед уже
офицера в моей спальне, успел только
прислать ко мне сказать, чтобы я ехал.
И еще
приходили и уходили какие-то чиновники, курчавые молодые люди в лакированных сапогах, несколько студентов, несколько
офицеров, которые страшно боялись уронить свое достоинство в глазах владетельницы и гостей публичного дома.
Гораздо больше понравился мне уланский
офицер, фамилию которого ты, однако же, не пишешь. Пожалуйста, анекдотов его побольше собери и тетрадку нам
пришли. В деревенском нашем уединении большое утешение нам составишь.
Много помог мне и уланский
офицер, особливо когда я открыл ему раскаяние Филаретова. Вот истинно добрейший малый, который даже сам едва ли знает, за что под арестом сидит! И сколько у него смешных анекдотов! Многие из них я генералу передал, и так они ему
пришли по сердцу, что он всякий день, как я вхожу с докладом, встречает меня словами:"Ну, что, как наш улан! поберегите его, мой друг! тем больше, что нам с военным ведомством ссориться не приходится!"
Приходилось или уединиться, или присаживаться к девицам, которые или щипали корпию, или роптали на то, что в наш город не
присылают пленных
офицеров.
Вечером
пришли жандармы. Она встретила их без удивления, без страха. Вошли они шумно, и было в них что-то веселое, довольное. Желтолицый
офицер говорил, обнажая зубы...
— Эх, ба-тень-ка! — с презрением, сухо и недружелюбно сказал Слива несколько минут спустя, когда
офицеры расходились по домам. — Дернуло вас разговаривать. Стояли бы и молчали, если уж Бог убил. Теперь вот мне из-за вас в приказе выговор. И на кой мне черт вас в роту
прислали? Нужны вы мне, как собаке пятая нога. Вам бы сиську сосать, а не…
Вечерние занятия в шестой роте
приходили к концу, и младшие
офицеры все чаще и нетерпеливее посматривали на часы.
В шесть часов явились к ротам
офицеры. Общий сбор полка был назначен в десять часов, но ни одному ротному командиру, за исключением Стельковского, не
пришла в голову мысль дать людям выспаться и отдохнуть перед смотром. Наоборот, в это утро особенно ревностно и суетливо вбивали им в голову словесность и наставления к стрельбе, особенно густо висела в воздухе скверная ругань и чаще обыкновенного сыпались толчки и зуботычины.
Младшие
офицеры, по положению, должны были жить в лагерное время около своих рот в деревянных бараках, но Ромашов остался на городской квартире, потому что офицерское помещение шестой роты
пришло в страшную ветхость и грозило разрушением, а на ремонт его не оказывалось нужных сумм.
Михайлов остановился на минуту в нерешительности и, кажется, последовал бы совету Игнатьева, ежели бы не вспомнилась ему сцена, которую он на-днях видел на перевязочном пункте:
офицер с маленькой царапиной на руке
пришел перевязываться, и доктора улыбались, глядя на него и даже один — с бакенбардами — сказал ему, что он никак не умрет от этой раны, и что вилкой можно больней уколоться.
Барон Пест тоже
пришел на бульвар. Он рассказывал, что был на перемирьи и говорил с французскими
офицерами, как-будто бы один французский
офицер сказал ему: «S’il n’avait pas fait clair encore pendant une demi heure, les embuscades auraient été reprises», [Если бы еще полчаса было темно, ложементы были бы вторично взяты,] и как он отвечал ему: «Monsieur! Je ne dit pas non, pour ne pas vous donner un dementi», [Я не говорю нет, только чтобы вам не противоречить,] и как это хорошо он сказал и т. д.
— Атаковали ложементы, — заняли — французы подвели огромные резервы — атаковали наших — было только два батальона, — говорил, запыхавшись, тот же самый
офицер, который
приходил вечером, с трудом переводя дух, но совершенно развязно направляясь к двери.
— Позвольте завтра
прислать, — отвечал потный
офицер, вставая и усиленно перебирая рукой в пустом кармане.
— Как не будет? напротив, генерал сейчас опять пошел на вышку. Еще полк
пришел. Да вот она, слышите? опять пошла ружейная. Вы не ходите. Зачем вам? — прибавил
офицер, заметив движение, которое сделал Калугин.
— Провести вечер с удовольствием! Да знаете что: пойдемте в баню, славно проведем! Я всякий раз, как соскучусь, иду туда — и любо; пойдешь часов в шесть, а выйдешь в двенадцать, и погреешься, и тело почешешь, а иногда и знакомство приятное сведешь:
придет духовное лицо, либо купец, либо
офицер; заведут речь о торговле, что ли, или о преставлении света… и не вышел бы! а всего по шести гривен с человека! Не знают, где вечер провести!
Вид этой дрожащей руки больно поразил меня, и мне
пришла странная мысль, еще более тронувшая меня, — мне
пришла мысль, что папа служил в 12-м году и был, известно, храбрым
офицером.
Дежурный унтер-офицер уже не хотел нас пускать в казарму, но Зухин как-то уговорил его, и тот же самый солдат, который
приходил с запиской, провел нас в большую, почти темную, слабо освещенную несколькими ночниками комнату, в которой с обеих сторон на нарах, с бритыми лбами, сидели и лежали рекруты в серых шинелях.
Так, или почти так, выразили свое умное решение нынешние фараоны, а через день, через два уже господа обер-офицеры; стоит только
прийти волшебной телеграмме, после которой старший курс мгновенно разлетится, от мощного дуновения судьбы, по всем концам необъятной России. А через месяц прибудут в училище и новые фараоны.
Александров
пришел в училище натощак, и теперь ему хватило времени, чтобы сбегать на Арбатскую площадь и там не торопясь закусить. Когда же он вернулся и подошел к помещению, занимаемому генералом Анчутиным, то печаль и стыд охватили его. Из двухсот приглашенных молодых
офицеров не было и половины.
У них, говорили они, не было никаких преступных, заранее обдуманных намерений. Была только мысль — во что бы то ни стало успеть
прийти в лагери к восьми с половиною часам вечера и в срок явиться дежурному
офицеру. Но разве виноваты они были в том, что на балконе чудесной новой дачи, построенной в пышном псевдорусском стиле, вдруг показались две очаровательные женщины, по-летнему, легко и сквозно одетые. Одна из них, знаменитая в Москве кафешантанная певица, крикнула...
Домой юнкера нарочно пошли пешком, чтобы выветрить из себя пары шампанского. Путь был не близкий: Земляной вал, Покровка, Маросейка, Ильинка, Красная площадь, Спасские ворота, Кремль, Башня Кутафья, Знаменка… Юнкера успели
прийти в себя, и каждый, держа руку под козырек, браво прорапортовал дежурному
офицеру, поручику Рославлеву, по-училищному — Володьке: «Ваше благородие, является из отпуска юнкер четвертой роты такой-то».
В голову не могла ему
прийти простая мысль о том, что самому Дрозду, или одному из других
офицеров училища, или каким-нибудь внеучилищным их знакомым мог попасться под руку воскресный экземпляр «Вечерних досугов».
Потом завладел «Вечерними досугами» весь первый курс четвертой роты, потом
пришли сверстники-фараоны других рот, потом заинтересовались и господа обер-офицеры всех рот.